Святой - это его имя
Сначала несколько примеров, потом — мораль.
Встреча князя Игоря и Ольги — сюжет мало кому не известный. О нем мы знаем из школьной программы, он отражен в литературе и живописи. Романтический сюжет: князь Игорь у переправы через реку Великую во Пскове встречает простую девушку, которая «и умом, и всем берет»; молодой князь влюбляется и, как честный человек, вскоре женится. Чудный зачин семейной саги. К сожалению, сюжет этот очень поздний и заимствован из фольклора. В каком возрасте и в каком году Ольга стала женой Игоря, мы точно не знаем, и уж тем более не знаем никаких обстоятельств их первой встречи. У нас даже нет точных данных, откуда родом Ольга: может, из Пскова, может, из-под Киева, есть гипотезы, что она болгарского происхождения.
Второй сюжет — месть Ольги за своего любимого мужа Игоря, убитого древлянами. Ученые уверены в том, что какая-то историческая правда за этим событием стоит: в правление Ольги, действительно, была установлена система сбора налогов («полюдье»), их размер и периодичность. И непосредственной причиной «мести» вполне мог стать какой-нибудь конфликт между сборщиками дани и теми, кто был этой даньюнедоволен. Было ли всё так, как описано в «Повести временных лет»? Нет, скорее всего, поскольку рассказ представляет собой компиляцию бродячих легенд.
И, наконец, третья легенда — о крещении Ольги в Константинополе. Документально известно, что княгиня в столице Византийской империи была, её принимал император. Но от кого и когда точно было ею принято Крещение — у нас на этот счет есть только смутные догадки. По правде сказать, это и не так важно. Элита Древней Руси постепенно христианизировалась, и крещение княгини, случившееся примерно в середине X века, — вешка, очень важная, но всего лишь вешка в этом непрерывном процессе. Впрочем, и здесь мы остаемся на зыбкой почве легенд и преданий.
Увы, Русь не только до монгольского нашествия, но и до Ивана Грозного — это Русь сказочная, осмысляемая с помощью очень поздних, зачастую не документальных, а литературных (по научному — нарративных) источников. Есть большая опасность, что этому прошлому, очень слабо защищенному свидетельствами источников от спекуляций, мы навяжем собственное мировоззрение, опрокинем в тысячелетнюю пропасть собственные идеи, ощущения, поведенческие навыки. Но есть и иная, куда более страшная опасность. Ссылаясь на скудость данных о прошлом, на то, что сведения об исторических событиях были записаны через сотню, а то и более лет, и потому, конечно, недостоверны и даже лживы, мы можем сказать, что не способны понять людей той эпохи: Ольгу, Игоря, Святослава, Владимира, Бориса и Глеба, Ярослава. А раз мы не можем их понять, то к чему признавать их родство с нами, к чему заявлять, что России тысяча лет, а не, например, 500 или даже 300?
Легенды, поздние предания, спекуляции книжников, анахронизмы — это тоже механизмы памяти, которые скрепляют поколения. Их нужно ценить — не за «правду», а за то, что они не дают разорваться цепочке национальной преемственности.
Мы точно знаем, что Ольга — одно из первых звеньев нашей исторической цепи, и если мы связываемся с нею с помощью легенд (конечно, сейчас есть археология, и многие эти легенды, кстати, она оправдывает), то пусть будут легенды. Ну а для церковного Предания иногда достаточно только постоянно повторяемого имени святого, чтобы и он сам, и его подвиги жили в Церкви, приносили пользу всем её членам, составляли её бессмертную плоть. Для Петербурга княгиня Ольга — это тоже прежде всего святое имя, которое давали и людям, и храмам.
