Что значит "быть как дети"?
Вслед за тем Христос вспоминает Иоанна Крестителя и в то же время говорит о Себе. Следуя из города в город, Он не раз замечал детей, играющих на виду у всех. Просили ли они милостыню? подражали взрослым? учились на музыкантов? Их не очень-то слышали, и они, казалось, не обращали внимания на других. Бесполезная их игра служит здесь скорее намеком, род сей — род людской, поколение глухих, заменивших дарованный ему слух детского существа неустанным жужжанием-шевелением-роением будничной души, занятой лишь собственной песней. Но, отходя чуть в сторону от контекста и буквального смысла, почему-то останавливаешься перед древностью, мягкостью и печалью вдруг мелькнувшего образа. Вот, кажется, укрывшись за поющими, играющими на свирели детьми, нас подзывает Слово Божие. Оно говорит: пляшите вслед за Мной, придет печаль — плачьте Моим голосом. Оно зовет в гости, хочет чем-то развеселить или опечалить нас, но нам не до Него, мы заказывали другую музыку.
«Дети, сидящие на видном месте, — читаем мы у блаженного Иеронима, — те, о которых говорит Исайя: „Вот я и дети, которых дал мне Господь“. Свидетельство Господне надежно, Он наделяет мудростью самых малых. И говорит в другом месте: Из уст младенцев и питающихся [от груди] молоком Ты устроил хвалу (Пс. 8, 3)».
Где же обитает та самая мудрость, которую ребенок не может нам передать? Может быть, игрой на свирели, языком малых сих Господь посылает нам раннюю красоту первоначальных вещей? Красота — икона Премудрости — праздник, разлитый в делах Его, еще до того, как она «повзрослела» у нас на глазах, стала осмысленной и тяжелой, возделанной и смертоносной, религиозной или богоборческой. Свирель, которую мы не слышим, возвращает нас к той игре, на которой играл мир, когда был младенцем и ему сказали: сегодня у тебя день рождения.
Вот иное свидетельство, из апостольского века. «Послушай, что скажу тебе, — читаем в Послании Феофила к Автолику, — Бог и Отец всего необъятен и не находится в каком-либо месте, ибо нет места успокоения Его. Слово же Его, чрез которое Он все сотворил, будучи Его силою и премудростию, приняв вид Отца и Господа всего… ходило в раю под видом Бога и беседовало с Адамом. <…> Отец вселенной, когда хочет, посылает его в какое-либо место, и Оно, посланное Богом, когда является, бывает слышимо и видимо и находится в известном месте».
Возраст «малых сих» — это время, место и обстоятельство, когда беседа Бога с человеком еще не смолкла, не была заглушена проникшим в нас внешним и внутренним шумом. Рай, в сущности, остается там, где и был, изгнанный из него Адам продолжает бродить среди тех же плодов и деревьев, но не видит их, топчет ту же траву, не воспринимая ни цвета ее, ни исчезнувшего запаха. Райские вещи охраняет поставленный Богом херувим, не подпуская нас к ней. Утаив от мудрых и разумных, Бог оставляет открытыми истину травы, правду реки, лица вещей младенцам при первом их соприкосновении с ними, первом именовании. Правда творения состоит в том, что вначале любая вещь овеяна веянием тихого ветра, гласом хлада тонка (3 Цар. 19, 11–12).
«И там Господь», — говорит Писание (3 Цар. 19, 12). Слово Божие, принимая вид сотворенных существ, все еще играет на тимпанах и колокольчиках. На крылышках насекомых, на каплях рек. На рыбах и кошках. На игрушках, ракушках, улитках. Имеющие уши слышать слышат (Мф. 11, 15 и др.). Только не откликаются.
Стоит ли повторять старую, стершуюся максиму, что ребенок, не зная того, таит, а затем теряет заронившееся в него воспоминание о рае как творении? Дело не в одном воспоминании. Логос, сотворивший время и вещи во времени, одевающийся светом, яко ризою, и, как подризником, всякой жизнью жительствующей, настойчивее всего подает голос при создании, в тайне своего возникновения и становления. Чем ближе мы к собственному началу, тем яснее воспринимается жар рук, сотворивших нас. Слово Божие не отступает от нас и после, оно проникает сквозь тусклость, пробивается сквозь тяжесть, наваливающуюся на нас уже в раннем отрочестве. Но видя и создавая нас, как и в самые первые годы жизни, оно касается нас чаще, не боясь, что мы вспугнем взгляд, остановившийся на зародыше в материнской утробе. Тщетно потом разум, разветвившись в мыслях, будет шарить впотьмах в поисках чего-то давно ушедшего. Было — и не вернется.
Или вернется в обновленной радости, путь к которой лежит через обретение того, кем мы были созданы. Ты создал нас для Себя, и созданное Тобой открывается в сотворенных недавно существах. Первоначальная основа мира заключена не в том, что было некогда и более не будет, но в том, что есть внутри нас и нас окружает, и все это можно восстановить, открыть, вспомнить, облечь в образ — в художестве Духа Святого. Крепко встав на ноги, живя своим умом, мы утратили способность воспринять мир таким, каким он возникает каждую секунду. Но человеку, только что появившемуся, дается ощущение Отца вещей, хотя он и не может осознать это. Вырастая из детства, мы старательно вычищаем память о благости Божией, пронизывающей все, что вышло из Слова Его. То, что существует, воспринимается ребенком непосредственно, доразумно, без посредничества работы мозга. Слово-логос, заложенный в нем, откликается Слову, через Которое всё приходит в бытие, тому, что хорошо весьма (Быт. 1, 31). «Бездна бездну призывает», — говорит псалом (Пс. 41, 8), хвала — хвалу, а младенчество — мир в его оригинале. Слово, которое было в начале у Бога, перекликается с началом человека. В этом, думаю, Христово откровение о детстве.
